Остановив сани, скитники
подошли к убитому, который еще хрипел. Вся голова у него была залита кровью, а один глаз выскочил из орбиты. Картина была ужасная. На крыльце дома показался кучер и начал делать скитникам какие-то таинственные знаки. Начинавшая расходиться толпа опять повернула к месту убийства.
Выстрелил я однажды в кряковного селезня, сидевшего в кочках и траве, так что видна была одна голова, и убил его наповал. Со мною не было собаки, и я сам побежал, чтобы взять свою добычу; но,
подходя к убитой птице, которую не вдруг нашел, увидел прыгающего бекаса с переломленным окровавленным крылом. Должно предположить, что он таился в траве около кряковного селезня и что какая-нибудь боковая дробинка попала ему в косточку крыла.
Авдей
подошел к убитому. На его сумрачном и похудевшем лице выразилось свирепое, ожесточенное сожаление… Он поглядел на адъютанта и на майора, наклонил голову, как виноватый, молча сел на лошадь и поехал шагом прямо на квартиру полковника.
Я, удостоверившись, что стреляный волк точно издох, лег подле него во вражке, а кучеру велел уехать из виду вон, в противоположную сторону; я надеялся, что другой волк
подойдет к убитому, но напрасно: он выл, как собака, перебегал с места на место, но ко мне не приближался.
Неточные совпадения
Когда же я отправился далее, он
подошел к месту, где упала
убитая птица, нагнулся
к траве, на которую брызнуло несколько капель крови, покачал головой, пугливо взглянул на меня…
Тут только мы заметили, что
к лежбищу ни с какой стороны
подойти было нельзя. Справа и слева оно замыкалось выдающимися в море уступами, а со стороны суши были отвесные обрывы 50 м высотой.
К сивучам можно было только подъехать на лодке.
Убитого сивуча взять с собой мы не могли; значит, убили бы его зря и бросили бы на месте.
Верст тридцать от Слободы, среди дремучего леса, было топкое и непроходимое болото, которое народ прозвал Поганою Лужей. Много чудесного рассказывали про это место. Дровосеки боялись в сумерки
подходить к нему близко. Уверяли, что в летние ночи над водою прыгали и резвились огоньки, души людей,
убитых разбойниками и брошенных ими в Поганую Лужу.
Оленин
подошел было
к убитому и стал смотреть на него, но брат, спокойно-презрительно взглянув выше бровей на Оленина, отрывисто и сердито сказал что-то.
Назарка
подошел к телу и поправил подвернувшуюся голову так, чтобы видеть кровавую круглую рану над виском и лицо
убитого.
Якова он застал грустным и
убитым. Лежа на койке лицом
к потолку, он смотрел широко открытыми глазами вверх и не заметил, как
подошёл к нему Илья.
Прошло около четверти часа: Ворошилов стоял и внимательно глядел на мертвеца, словно изучал его или что-то над ним раздумывал и соображал, и наконец, оглянувшись на чтеца, увидал, что и тот на него смотрит и читает наизусть, по памяти. Глаза их встретились. Ворошилов тотчас же опустил на лицо
убитого покров и,
подойдя к чтецу, открыл табакерку. Сид, не прерывая чтения, поклонился и помотал отрицательно головой.
Тимошка Хлоп где-то разыскал его и привел
к Лукьяновичу, а тот вручил ему тельник и перстень
убитых в Тверском Отрочьем монастыре отца и сына Воротынских, подучил что говорить, да и
подослал к князю Василию, чтобы и тебя извести, так как от Таньки знал он о любви твоей
к княжне Евпраксии, и ее добыть, да и князю Василию чтобы от царя не поздоровилось.